Судьбы еврейских детей в холокосте. Воспоминания человека, пережившего холокост

Территории Литвы и Латвии первыми из советских республик были целиком оккупированы нацистами. Они (вместе с Эстонией, захваченной полностью в сентябре 1941 г.) стали полигоном для апробации айнзатцгруппами технологии массовых казней, осуществленных в первые Дни войны как оккупантами, так и местными националистами. С августа 1941 г. эти территории вошли в рейхскомиссариат “Остланд”. Подразделения айнзатцгруппы “А” (это была основная территория ее деятельности в 1941 г.) и частично “В”, войск СС и вспомогательной полиции при активнейшем участии местных “партизан” и полицейских методично уничтожали евреев городов и местечек Прибалтики.

Хронику уничтожения жертв Холокоста целесообразно начать с Литвы. Именно здесь погибло наибольшее количество евреев в странах Балтии. К моменту немецкой оккупации в Литве, по разным оценкам, находилось от 225 до 265 тысяч евреев, включая 13-15 тысяч беженцев из Польши. Территория республики была полностью оккупирована германскими войсками уже в первую неделю войны, поэтому число беженцев из Литвы было крайне невелико. Под властью оккупантов оказалось не менее 220-225 тысяч евреев.

Буквально в первый день войны в районе Паланги и Кретинги оккупантами были уничтожены местные евреи. Уже 25 июня передовые части вермахта вошли в Каунас. В ту же ночь местные националисты приступили к уничтожению евреев. В Вильнюсе организатором первых убийств стали подразделения айнзатцгруппы “В”.

В течение следующих полутора месяцев интенсивность уничтожения резко возросла. В “Сводном отчете” от 1 декабря 1941 г. штандартенфюрер СС Егер сообщал:

“Еврейская проблема в Литве полностью решена. В Литве больше нет евреев, кроме работающих евреев и их семей. Всего осталось: в Шауляе – около 4500, в Каунасе – около 15000, в Вильнюсе – около 15000”.

По его данным было уничтожено свыше 137.000 человек. Речь идет о деятельности лишь одной айнзатцкоманды и местных коллаборационистов. Не учитывались жертвы за первые 2 недели войны. В отчет не попали сведения о десятках тысяч людей, уничтоженных другими подразделениями СС и полиции, а также вермахтом и местными жителями.

В этом донесении впервые четко изложена технология народоубийства на советской земле. Поражает дотошность палача, с гордостью сообщавшего в Берлин о своей “методике”:

“Очищение Литвы от евреев могло быть достигнуто только путем создания отборных подвижных команд… Проведение подобных акций прежде всего требовало хорошей организации. Систематическое очищение от евреев каждого района обязывало тщательно подготовиться к каждой акции и изучить местные условия. Евреев надо было сосредоточить в одном или нескольких пунктах, затем, в соответствии с их количеством, выбрать место расстрела и вырыть ямы. Расстояние от мест концентрации евреев до вырытых ям составляло в среднем 4-5 км. Евреи доставлялись на место экзекуции группами по 500 человек, расстояние между группами было не менее 2 км”.

С небольшими модификациями (использование грузового автотранспорта, первоначальное уничтожение мужчин, укладка жертв на трупы ранее уничтоженных) эта “технология” применялась айнзатцгруппами в 1941 г. на всей оккупированной территории СССР.

Уничтожение евреев Литвы продолжалось (хотя и в значительно меньших масштабах) также и в декабре 1941-январе 1942 г. Более половины всех казненных составляли женщины и дети. К концу января 1942 г. жертвы Холокоста составили в Литве (в том числе от невыносимых условий существования) примерно 180.000-185.000 человек, что составляет не менее 80% всех жертв на ее территории. Важнейшим результатом первого этапа уничтожения евреев республики было практически полное истребление многочисленных общин маленьких местечек. Тотальное истребление их жителей в ходе 1-2 (максимум трех) “акций” произошло уже летом – в начале осени 1941 г.

Все нетрудоспособные, а также старики и дети были уничтожены в Вильнюсе, Каунасе и Шяуляе осенью 1943 г., когда был осуществлен приказ Гиммлера о ликвидации гетто. Осенью 1943 г. каунасское и шауляйское гетто были преобразованы в концлагеря. Подавляющее большинство оставшихся в живых узников гетто Вильнюса отправили в концлагеря в Латвию (Кайзервальд/Саласпилс) и Эстонию (Клоога, Вайвара и другие). Несколько тысяч уцелевших было расстреляно летом и осенью 1944 г. в этих концлагерях (массовое убийство узников концлагеря Клоога произошло 23 сентября 1944 г.), а часть переведена в концлагеря на территории Германии, где лишь немногие смогли выжить. Таким образом, с зимы 1943/44 г. число уничтоженных литовских евреев составило более 10.000 человек.

Территория Литвы (в частности, IX форт в Каунасе) была использована как место массовых депортаций и уничтожения евреев Европы (наряду с Минском и Ригой). В конце 1941 г. сюда пришли эшелоны с 5.000 евреев из Германии, Австрии, Чехословакии. В 1942-1944 гг. в IX форте уничтожили несколько тысяч евреев ряда европейских государств, в частности Бельгии и Нидерландов. Около 1.000 человек из пересыльного лагеря Дранси (Франция) были привезены для уничтожения в Каунас летом 1944 г. незадолго до прихода Советской Армии. В отличие от Белоруссии и Латвии, иностранных евреев привозили не в гетто, где они имели хоть какой-то шанс выжить, а сразу к месту уничтожения.

Общее число литовских евреев – жертв Холокоста составляет не менее 215.000-220.000 человек. Эти потери в процентном отношении – 95-96% довоенного еврейского населения – являются самыми большими среди всех оккупированных республик бывшего СССР, а также наибольшими среди еврейских общин всех европейских государств в границах на 1 сентября 1939 г.

Рассмотрим вопрос о числе жертв Холокоста на территории Латвии. Ее столица Рига была оккупирована войсками группы армий “Север” 1 июля 1941 г., а вся территория республики – к 8 июля. Самым активным образом в Холокосте в Латвии участвовали местные националисты.

В начале августа 1941 г. штаб-квартира рейхскомиссариата “Остланд”, который возглавлял Г. Лозе, была переведена из Каунаса в Ригу. Здесь же расположился начальник полиции безопасности и СД “Остланда”. Осенью 1941 г. эту должность занял обергруппенфюрер СС Ф. Еккельн, “отличившийся” до этого в Украине, в частности в Бабьем Яре. Перед отъездом в Ригу он побывал на аудиенции у Гиммлера, который потребовал ускорить решение “еврейского вопроса” в Прибалтике и Белоруссии и поделился идеей ликвидации рижского гетто.

Именно с реализации этого приказа Гиммлера Еккельн начал свою карьеру в “Остланде”. В Румбульском лесу в пригороде Риги было вырыто три огромных ямы (советских военнопленных, занятых на этих работах, немедленно расстреляли). В конце ноября – начале декабря 1941 г. сюда стали привозить тысячи евреев. У каждой ямы располагалось по четыре стрелка-эсэсовца. Людей заставляли раздеваться и ложиться лицом вниз. Двое гитлеровцев расстреливали каждую партию, а вновь прибывших обреченных заставляли ложиться сверху на погибших. Еккельн называл этот метод “пачка сардин”.

В Риге, Даугавпилсе и Лиепае в оккупации оставалось 54.000 – 56.000 тысяч евреев (соответственно свыше 35.000; 14.000 -16.000 и свыше 7.000 человек). Число погибших евреев Латвии за период до Ванзейской конференции составляет как минимум 72.000 -74.000 человек.

Оккупационные власти приняли в этот период несколько весьма своеобразных мер по “защите арийской крови”. По приказу Еккельна была проведена стерилизация сотен латышских женщин, состоявших в браке с евреями. Несколько десятков мужчин-полукровок были кастрированы. Именно в Риге впервые в истории Холокоста осенью 1941 г. массово расстреляли евреев – подданных нейтральных стран (Ирана, Южной и Северной Америки, включая США).

С декабря 1941 г. рижское гетто стало местом концентрации и последующего истребления евреев из Германии, Австрии и Чехословакии. Только в декабре 1941 г., согласно немецким документам, сюда было направлено 19 тысяч человек. Всего же через гетто Риги прошло 25 тысяч евреев из других стран. Таким образом, этот город (наряду с лагерем смерти Тростенец под Минском) стал местом наиболее массового уничтожения иностранных евреев на территории СССР.

На следующем этапе – до осени 1943 г. – число жертв составило около двух тысяч человек. В октябре 1943 г., после ликвидации гетто в Латвии, уцелевшие узники были переведены в концлагерь Кайзервалъд (Саласпилс), пригород Риги.

Последние евреи на территории Латвии (около 300 человек) были расстреляны в самом конце войны – в мае 1945 г. в Лиепае, куда они были направлены из Риги на строительство оборонительных сооружений весной 1944 г. Общее число жертв среди советских евреев на территории Латвии (с учетом беженцев из Шауляя и других городов Литвы) составляет около 77000 человек. Сумели пережить Холокост лишь несколько сот латышских евреев, оказавшихся на оккупированной территории. В отличие от Литвы, “еврейский вопрос” в Латвии был практически решен еще до Ванзейской конференции. Численность оставшихся в живых узников гетто была минимальна. На территории республики также уничтожали иностранных евреев и создавали концлагеря для трудоспособных евреев после ликвидации гетто. Небольшое количество латышских евреев (как и эстонских) использовали на принудительных работах на территории России. В столице Латвии Риге выжили менее 200 евреев, оставшихся в оккупации.

В Эстонии, материковая часть которой была оккупирована к 5 сентября 1941 г., более половины немногочисленного еврейского населения успело эвакуироваться. По немецким источникам в оккупации осталось около 2000 евреев, а современные историки утверждают, что не более тысячи. Подразделение айнзатцгруппы “А” появилась здесь только 10 июля. В упоминавшемся выше отчете о ее деятельности от 15 октября 1941 г. говорилось:

“Арест всех евреев мужского пола в возрасте старше 16 лет почти закончен. Все они были уничтожены эстонскими силами самообороны под руководством зондеркоманды-1а. Исключение было сделано только для врачей и членов юденрата, которые были отобраны зондеркомандой,

В донесении начальника полиции безопасности и СД в Берлин от 31 января 1942 г. с ликованием сообщалось:-“Эстония уже полностью очищена от евреев”.

Часть евреев была вывезена и расстреляна в Пскове. Всего же до конца января 1942 г. было уничтожено не менее 1 тысячи эстонских евреев, преимущественно в Таллине и Дерпте.

Именно в Эстонии впервые в Европе состоялось “окончательное решение” еврейского вопроса. Впрочем, на ее территорию в 1943-1944 гг. в многочисленные концлагеря были доставлены несколько тысяч евреев из Литвы. Латвии, Польши для использования на тяжелых физических работах. Большинство из них погибло или было уничтожено.

Еврейский вопрос в Прибалтике был в основном “решен” уже в 1941-январе 1942 г. – быстрее, чем на территории всех остальных оккупированных республик СССР. Практически поголовно были уничтожены еврейские общины в малых и средних городах и местечках Литвы, Латвии и Эстонии. В этот период погибло свыше 250 тысяч человек – более 85% жертв Холокоста в Прибалтике. Именно здесь геноцид евреев впервые стал тотальным.

В то же время весь 1942 г. и вплоть до осени 1943 г. уничтожение узников гетто в Литве и Латвии (в отличие от остальной советской территории) не носило массового характера. Лишь в период ликвидации гетто число жертв резко возросло за счет детей и нетрудоспособных. В этот период они составили около 27.000 евреев, преимущественно из Литвы. Свыше 11.000 евреев стран Балтии погибли на последнем этапе, Холокоста на территории СССР. Общее число жертв составило здесь около 290.000 человек.

Открытое и зверское уничтожение евреев – их убивали прямо на улицах и в собственных домах, топили в воде и сжигали – были одной из особенностей Холокоста в Прибалтике. Местные пособники оккупантов (отметим, что среди них были русские, поляки и представители других национальностей) уничтожили здесь наибольшее число евреев на оккупированных советских территориях. По степени вовлеченности местного населения уничтожение евреев носило здесь беспрецедентный характер,

В Литве и Латвии находятся такие печально знаменитые места массовых казней, как IX форт в Каунасе, Понары в Вильнюсе, Румбульский лес в Риге.

Эстония стала первой и единственной республикой СССР, в которой к началу 1942 г. были уничтожены все местные евреи, которые не смогли эвакуироваться.

В то же время в Литве и Латвии – Вильнюсе, Каунасе, Шауляе, Риге – узники гетто просуществовали до осени 1943 г. На территории Эстонии и Латвии (Лиепая) дольше всех функционировали рабочие и концентрационные лагеря для евреев. Именно это обстоятельство позволило уцелеть небольшой части узников. Таковы основные особенности уничтожения еврейского населения на территории Прибалтики.

После ее нападения на Советский Союз массовое уничтожение евреев началось на всех оккупированных территориях, однако способы и масштабы убийств нередко различались. В то время как в странах Западной Европы евреев депортировали в лагеря смерти (как в самой Германии, так и на оккупированных ею территориях), на территории СССР, в том числе и на землях, присоединенных к Советскому Союзу в 1939-1940 годах, евреи уничтожались на месте, во многих случаях — с привлечением для этой «работы» местного населения.

В качестве примера исследователи, как правило, называют Литву, Латвию и Западную Украину. Эти территории по неоднозначно объяснимым причинам послужили нацистам неким испытательным «полигоном» в «окончательном решении» еврейского вопроса, курс на которое был взят на Ванзейской конференции в Берлине только в начале 1942 года, когда подавляющее большинство еврейского населения на названных территориях уже было уничтожено. Во многих местах, особенно в небольших населенных пунктах, полиция из числа местного населения и другие коллаборационисты уничтожали евреев даже без участия немцев или при акции уничтожения присутствовали один-два представителя оккупантов — для организации.

На территорию Латвии Вторая мировая война пришла 22 июня 1941 года с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. По последней предвоенной переписи населения Латвии (1935 год) в Латвии насчитывалось 93 тысячи евреев. К началу войны эта цифра вряд ли существенно изменилась, только за вычетом депортированных сталинским режимом. Имеющимися в распоряжении историков архивными документами подтверждается депортация из Латвии 14 июня 1941 года 1771 еврея, что составляет 11,7 % всех депортированных при доле евреев в составе населения страны 4,8 %.

В связи со стремительным продвижением немецких войск период времени, в течение которого можно было уйти в советский тыл, оказался очень коротким: оборона Лиепаи началась уже 23 июня, 26 июня пал Даугавпилс, 1 июля гитлеровцы заняли Ригу, а 8 июля в их руках уже была вся территория Латвии.

Следует отметить, что после включения Латвии в состав СССР в 1940 году граница между нею и Российской Федерацией продолжала оставаться закрытой, и для поездок в обоих направлениях требовалось получать специальное разрешение. Такое положение сохранялось вплоть до 3 июля 1941 года, поэтому не все желавшие уйти в советский тыл смогли это сделать. Довольно многие были вынуждены вернуться. Эвакуироваться (фактически это была не эвакуация, а бегство) удалось около 40 тысячам жителей Латвии, из которых, по некоторым оценкам, половину составляли евреи. На момент оккупации всей территории Латвии нацистской Германией, по немецким данным, здесь находилось около 70 тысяч евреев.

Главная роль в уничтожении евреев отводилась четырем специальным группам службы безопасности СД (Einsatzgruppen ). Из этих четырех групп Прибалтика входила в сферу деятельности эйнзацгруппы A, которой командовал бригаденфюрер СС Вальтер Шталеккер (Stahlecker ) и которая насчитывала 990 человек. Однако эта группа не была единственным организатором и исполнителем Холокоста в своем ареале деятельности. В том или ином виде в это были вовлечены все германские вооруженные подразделения и гражданские оккупационные учреждения. В частности, это некоторые подразделения германской армии — вермахта (особенно полевые комендатуры — Feldkommandantur ), морские пехотинцы, полиция — полицейские батальоны и гражданские полицейские. В ряде случаев они демонстрировали местным коллаборационистам, как следует выполнять эту «работу». Оккупационное «гражданское» управление преуспело в использовании евреев в качестве рабской рабочей силы. Именно оно руководило изоляцией евреев в гетто и формально осуществляло управление ими (хотя реально там распоряжалось СД).

Жители оккупированных нацистами стран иногда помогали нацистам, иногда были индифферентны, иногда симпатизировали нацистам или их жертвам. Хотя Холокост в Латвии в целом соответствует отмеченной выше его специфике на оккупированных нацистской Германией территориях СССР, российский историк И. А. Альтман на обширном сравнительном материале приходит к выводу, что по степени вовлеченности местного населения уничтожение евреев в Прибалтике носило беспрецедентный характер (при этом он отмечает, что помимо представителей коренных народов среди этих людей были и люди других национальностей): «Именно на этих территориях нацистский геноцид евреев впервые стал тотальным. <…> Открытое и зверское уничтожение евреев… было одной из особенностей Холокоста в Прибалтике».

Воспоминания переживших Холокост иногда создают впечатление, что не немцы, а представители местного населения развязали массовые убийства евреев, ибо нацистская политика геноцида была выстроена таким образом, что в первый период Холокоста в Латвии (до ноября 1941 года) евреи уничтожались руками местных коллаборационистов, поэтому в качестве своих мучителей и убийц евреи видели латышей, а не немцев.

Вопрос о конкретных мотивах, побудивших значительное число представителей местного населения по собственной воле не только пойти в услужение к нацистам, но и стать соучастниками творимых ими кровавых преступлений еще не вполне ясен. Чем они руководствовались в большей степени: ксенофобскими настроениями, местью евреям за якобы чрезмерное сотрудничество с советской властью (еще один развенчанный миф о том, что с советской властью в большей мере сотрудничали инородцы, а не латыши), жадностью к еврейскому имуществу, желанием выслужиться перед новыми хозяевами (ведь в Латвии хорошо знали немецкий язык, и из передач германского радио было известно, «откуда дует ветер»)?

Во многих случаях (и это убедительно прослеживается в ряде архивных документов) стимулом для вступления в «силы самоохраны», участия в арестах, охране, конвоировании, а затем и расстреле евреев были не столько антисемитские настроения, сколько чувства вседозволенности, безнаказанности и алчности а в ряде случаев — и стремление «загладить вину» за сотрудничество с советской властью в 1940-1941 годах.

Нравственные аспекты нацистского коллаборационизма в Латвии связаны с трагическими коллизиями всего лишь неполного полувека: прокатившиеся по этой территории несколько волн террора — революция 1905-1907 годов, Первая мировая война, революция 1917 года, Гражданская война и иностранная интервенция с их сначала красным, а затем белым террором, наконец, сталинский террор 1940-1941 годов — в значительной мере способствовали одичанию нравов, когда обесценивалась человеческая жизнь.

Точка зрения, высказанная пережившим Холокост в Риге Исааком Клейманом, сводится к тому, что почву для Холокоста подготовили патологические изменения в общественном сознании, деформированные мораль и система ценностей. В этой связи он говорит о «предосвенцимском менталитете» — в таком же значении, как в медицине говорят о «предынфарктном состоянии». Господствовавший в довоенной Европе национализм был деформированным, агрессивным и шовинистическим. Националистической идеологии в Латвии после советских репрессий был нужен образ врага, и в такого коллективного врага было превращено еврейское меньшинство.

Схема антиеврейской пропаганды нацистов была простой, но эффективной. Она использовала следующие особенности Восточной Европы (в отличие от Западной):

— еврейские общины в Восточной Европе жили намного более замкнутой, обособленной жизнью, и местные жители считали, что евреи — «другие»;

— в сознании восточноевропейцев Холокост был как бы затенен террором, осуществлявшимся советской системой.

Местное население подводилось к мысли:

— если евреи — «другие», то они не должны иметь тех же прав, что и мы;

— если они не пользуются теми же правами, что и мы, то их лучше изолировать от нас;

— если они лишены прав и изолированы, то для чего им жить вообще?

Такова была политика нацистского оккупационного режима, свет на которую проливает, в частности, телеграмма шефа немецкой полиции безопасности и СД Рейнхарда Гейдриха командирам эйнзацгрупп на оккупированных Германией территориях от 29 июня 1941 года о том, что «не следует чинить препятствий самостоятельным стремлениям антикоммунистических и антиеврейских кругов к чисткам во вновь занятых областях. Напротив, их [чистки] надо интенсифицировать и там, где это требуется, направить в нужное русло, но не оставляя никаких следов, чтобы эти местные "круги самообороны" не могли позже сослаться на какое-либо распоряжение или данное им политическое обещание».

Массовое уничтожение евреев в Латвии нацистский оккупационный режим начал только после того, как на всей ее территории была создана так называемая латышская «самоохрана» (Selbstschutz ) с целью уничтожить евреев руками местных жителей и создать впечатление, что они это делали сами по собственной инициативе. С середины августа по октябрь 1941 года отряды «самоохраны» были ликвидированы по мере того, как была выполнена их главная задача — в малых городах и сельской местности Латвии евреи были почти полностью уничтожены. Дольше вех просуществовал отряд «самоохраны» в Вентспилсе — до начала октября и был ликвидирован только после убийства всех вентспилсских евреев.

Ряд историков, соглашаясь с тем, что беспрецедентная по своим масштабам политика геноцида стала возможной только при условии ее организации и поддержки всей нацистской государственной машиной, в то же время документированно относят целый ряд акций на счет собственной инициативы коллаборационистов.

На наш взгляд, сторонники обеих точек зрения недостаточно учитывают еще одно обстоятельство, а именно: существование в предвоенной Латвии «пятой колонны» нацистов, которое ярко проявилось в деятельности так называемых «национальных партизан» — пронацистского подполья, включавшего вооруженные отряды местных националистов, делавших ставку на неминуемый военный конфликт между фашистской Германией и Советским Союзом и готовивших в этой связи восстание в тылу Красной армии.

Организация и деятельность подполья координировалась германскими спецслужбами. В Латвии его организаторами и инициаторами активизации при отступлении Красной армии были агенты абвера (германской военной разведки) — бывшие офицеры латвийской армии полковник А. Пленснерс (бывший латвийский военный атташе в Германии) и полковник-лейтенант (подполковник) В. Деглавс (бывший латвийский военный атташе в Литве).

Некоторые отряды (в Латвии их было до 20) насчитывали несколько десятков боевиков. Эти отряды нападали на отступавших красноармейцев и расправлялись с пытавшимися эвакуироваться в советский тыл мирными жителями или передавали их гитлеровцам. Возомнив себя «национальными партизанами», в действительности никаких «национальных» задач они не решали, а были всего лишь инструментом в руках германских секретных служб, по замыслу которых, деятельность этих вооруженных формирований должна была быть кратковременной и ограничиться еврейскими погромами, однако какой-либо роли в завоевании и контроле территории для них предусмотрено не было. Поэтому 8 июля 1941 года, когда Германией была оккупирована вся территория Латвии эти отряды были расформированы как самочинные и им было приказано сдать оружие. Вместо них из тех же боевиков была организована вспомогательная полиция порядка (Hilfspolizei ), теперь уже под полным контролем СД.

Требует изучения вопрос о связи упомянутых отрядов с группами террористов, на действия которых указывают не только историки, но они прослеживаются и в воспоминаниях очевидцев тех событий — как уже ушедших из жизни, так и ныне здравствующих. Речь в них, в частности, идет об обстреле с крыш и чердаков домов мирных жителей Риги, пытавшихся эвакуироваться в советский тыл. Череда огневых точек у Центрального вокзала и вдоль главной магистрали города — улицы Бривибас недвусмысленно свидетельствовала о том, что в те дни велась организованная охота на людей.

Уничтожение евреев началось уже на второй день немецкого вторжения в Латвию, 23 июня, в Гробине, где людьми из эйнзацгруппы А на еврейском кладбище были убиты шестеро местных евреев. Однако массовое уничтожение еврейского населения в латвийской провинции началось несколькими неделями позднее. Для его начала оккупанты сочли важными две предпосылки: установление и укрепление оккупационного режима и обеспечение участия местного населения в уничтожении евреев.

Внедрялась следующая схема обращения с евреями:

— выявление (местной латышской администрации было поручено зарегистрировать всех проживавших на соответствующий административной территории евреев). Без этого нацисты не могли бы идентифицировать евреев, а следовательно, не смогли бы уничтожить столь большое число людей в такие короткие сроки (бόльшая их часть была уничтожена к концу 1941 года);

— стигматизация, т. е. «клеймение» (принуждение евреев к ношению на одежде определенного опознавательного знака, преимущественно желтой шестиконечной звезды. В Лиепае это были сначала желтые прямоугольники, а в Прейли — пятиконечные звезды);

— геттоизация, т. е. изоляция в специально выделенных для этого кварталах города, — по аналогии со средневековым гетто (части города в средневековой Европе, выделенной для изолированного проживания евреев);

— уничтожение (для этого была создана упомянутая «самоохрана» и специальные подразделения СД, набранные из местных жителей).

В постсоветской историографии Латвии обычно говорится о существовании в Латвии трех еврейских гетто — в Риге, Даугавпилсе и Лиепае, гетто имели характерную для таких мест «полную структуру» (еврейский совет (юденрат), биржа труда, еврейская полиция, медицинская и социальная службы и т. д.). Однако вопрос о числе гетто на территории Латвии не однозначен. По данным, восходящим к советской Чрезвычайной государственной комиссии, здесь их насчитывалось 18. Места изоляции евреев на специально отведенной территории в населенном пункте с целью их последующего уничтожения имелись в Айзпуте, Бауске, Балвах, Вараклянах, Вентспилсе, Виляке, Даугавпилсе (Гриве), Елгаве, Зилупе, Карсаве, Краславе, Крустпилсе (ныне часть г. Екабпилса), Лиепае, Лудзе, Прейли, Резекне, Риге, Яунелгаве.

Среди созданных для убийства евреев вспомогательных подразделений СД первой была команда Мартиньша Вагуланса в Елгаве (создана 29 июня и распущена уже в середине августа, когда она выполнила свою задачу). Второй и самой известной была команда Виктора Арайса, которая убивала евреев самое малое в 19 местах оккупированной Латвии и число жертв которой по меньшей мере 26 тысяч человек; она участвовала в карательных операциях и за пределами Латвии и уничтожила в общей сложности примерно 60 тысяч человек; третьей была группа Греберта Тейдеманиса в Валмиере.

В качестве кругов, из которых рекрутировались нацистские коллаборационисты, можно назвать ряд категорий лиц: избежавшие сталинских массовых репрессий 14 июня 1941 года; уволенные в конце июня из-за недоверия военнослужащие 24-го территориального (латвийского) стрелкового корпуса Красной армии (в него в августе 1940 года была преобразована латвийская армия); бывшие советские активисты, стремившиеся «искупить грехи»; лица (их было особенно много), склонные без промедления менять свою политическую ориентацию в условиях частой смены власти; лица, связанные с германскими спецслужбами.

Первыми в массовом порядке были убиты евреи латвийской провинции — в малых городах и сельской местности (около 30 тысяч). Это произошло до конца лета 1941 года. Если в крупных городах — Риге, Даугавпилсе и Лиепае — в первые месяцы оккупации уничтожение носило в некоторой степени избирательный характер и здесь существовала какая-то вероятность спасения, то в малых городах, местечках и сельской местности оно было тотальным.

Наблюдалось два подхода к убийству евреев. Иногда убийства происходили в несколько этапов: прежде всего уничтожались мужчины, а позднее — женщины и дети, а иногда одновременно уничтожались все. Первый случай тотального уничтожения имел место в Ауце 11 июля 1941 года, когда одновременно были убиты все евреи, включая женщин и детей.

После уничтожения большей части латвийских евреев перед нацистскими пропагандистами была выдвинута новая задача: тесно привязать латышскую нацию к гитлеровскому Третьему рейху. Надо сказать, что во многом это тогда удалось, если принять во внимание число бежавших из Латвии вместе с гитлеровцами и успешность реэкспорта в Латвию возникших в их среде исторических мифов. Эти мифы, к сожалению, не были критически восприняты рядом местных, латвийских авторов, которые в период кризиса и крушения советского режима, а также в постсоветский период действовали «от противного»: охотно подхватывали все, что шло вразрез с советской историографией.

Психологическая природа подобных мифов понятна: воевавшие за неправое дело и проигравшие в этой борьбе искали для себя оправдания в собственных глазах. Однако живучесть мифов не только в массовом сознании, но даже в трудах историков оказалась велика. Некоторые из таких мифов даже перекочевали в школьные учебники. Дело в том, что ученые-историки, даже на будучи политически ангажированными, не всегда способны абстрагироваться от представлений, бытующих в обществе на уровне обыденного сознания. Конкретно в условиях Латвии это усугубляется еще и числом воевавших на стороне нацистской Германии (оценивается от 146 до 150 тысяч человек). Если учесть, что к началу войны население Латвии составляло около 2 миллонов (около 80 % были латыши), то это могло затронуть большинство латышских семей. К тому же, нацистский оккупационный режим на территории Латвии (если исключить его отношение к евреям) в целом был мягче, чем на ряде других оккупированных Германией территорий.

Особенности Холокоста в Латвии в разные отрезки времени позволяют провести некоторую его периодизацию.

Первый период можно назвать этапом эйнзацгрупп, когда нацисты уничтожали евреев в основном руками местных коллаборационистов, а руководили убийствами и частично осуществляли их подразделения эйнзацгруппы А. Он продолжался с июля до конца августа 1941 года, когда были убиты несколько тысяч евреев в Лиепае и Риге (в основном это были мужчины) и подавляющее большинство евреев в малых городах и сельской местности.

С прибытия в Ригу назначенного высшим руководителем полиции и СС в Остланде обергруппенфюрера СС Ф. Еккельна (Jeckeln ) 16 ноября 1941 года начинается второй этап Холокоста в Латвии, который связан с убийством рижских евреев в Румбульском лесу и лиепайских евреев в дюнах Шкеде.

Еккельн лично спланировал и собрал подразделения для обеспечения убийства. В двух румбульских акциях 30 ноября и 8 декабря 1941 года погибли около 25 тысяч рижских евреев и 1000 евреев, привезенных из Германии. В дюнах Шкеде вблизи Лиепаи 15-17 декабря 1941 года было убито более 3500 евреев. Одновременно с уничтожением рижских евреев в Румбуле на станцию Шкиротава в Риге стали прибывать железнодорожные составы с «евреями из рейха», которых предусматривалось уничтожить в Латвии. Прибытие таких составов продолжалось вплоть до декабря 1942 года.

На начало 1942 года в живых оставались только 6000 латвийских евреев, которых продолжали использовать как рабскую рабочую силу. С этим связан третий этап Холокоста в Латвии, когда убийства евреев продолжались в гораздо меньших масштабах, а в целом этот этап характеризуется функционированием трудовых лагерей. Это были «малые гетто» в Риге и Даугавпилсе; в Лиепае гетто было создано позднее, чем в других городах Латвии (1 июля 1942 года). Своеобразной формой трудового лагеря у нацистов были казернирунги (нем. Kasernierung — казарменное положение) — поселение узников в доме-казарме вблизи места работы. К ноябрю 1943 года все евреи из латвийских гетто были переведены в построенный в Риге концлагерь Кайзервальд и 11 его филиалов (в Риге и за ее пределами).

Четвертый этап Холокоста латвийских евреев — это вывоз тех из них, которые остались в живых, с приближением к Риге Красной армии начиная с 6 августа 1944 года в концлагеря на территории Польши и Германии и их гибель там. Особенностью Латвии по сравнению с другими территориями СССР, оккупированными нацистской Германией, было то, что нацистская оккупация продолжалась здесь с первого дня войны — 22 июня 1941 года и вплоть до капитуляции Германии 8 мая 1945 года. Хотя бóльшая часть территории Латвии оказалась в руках Красной армии уже осенью 1944 года, до самого конца войны существовал «Курляндский котел», где в лесах скрывались несколько десятков евреев (около 50 человек), из которых половины были пойманы и убили. В Лиепае до марта 1945 года находилось точно не выясненное число евреев, которых в октябре 1944 года вывезли из Риги. Часть осталась в Лиепае до капитуляции Германии, а часть в марте 1945 года была перевезена в Гамбург. Для тех евреев, которых с 6 августа до начала октября 1944 года вывезли из концентрационного лагеря Кайзервальд в Риге в концлагерь Штутгоф на территории Польши и далее в лагеря в Германии, Холокост закончился только после капитуляции Германии. Из евреев, депортированных из оккупированной Латвии и в Латвию, выжили только 1182 человека.

Установлено более 400 попыток спасения евреев годы нацистской оккупации Латвии их нееврейскими согражданами — удачных, как это сделали, например, рижанин Жанис Липке (более 50 человек) и лиепайчанин Роберт Седолс, и неудачных — например, рижанка Алма Полис, погибшая от рук нацистов.

В течение всех послевоенных лет в научной литературе и публицистике актуальным был вопрос о розыске и наказании нацистских преступников, который был связан главным образом с тем, что в условиях «холодной войны» тогдашнее руководство стран Запада последовательно не придерживалось принципов ряда международных соглашений (начиная с Декларации об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства от 30 октября 1943 года и т. д.), и фильтрация перемещенных лиц была поставлена у них из рук вон плохо. Ни для кого не секрет, что среди этих лиц были отнюдь не только люди, бежавшие от сталинского режима или угнанные нацистами насильно (так, перед отступлением гитлеровцы устроили настоящую охоту на людей в Риге), но и лица, каким-либо образом запятнавшие себя сотрудничеством с гитлеровцами, а также соучастники их преступлений. В результате именно такой политики очень многие преступники ушли от ответственности вообще либо наказание настигло их только спустя многие годы.

В то же время в Советском Союзе в первое двадцатилетие после Второй мировой войны было проведено большое число судебных процессов над нацистскими преступниками и их местными сообщниками. Если в первые послевоенные годы эти процессы носили во многом присущий сталинской «юстиции» шаблонный характер, то в период хрущевской «оттепели» уже имела место состязательность обвинения и защиты. Однако в любом случае следственные материалы этих процессов содержат множество часто весьма подробных показаний, являющихся, несмотря на отпечаток времени и обстоятельства их получения, важными историческими источниками, на сегодняшний день иногда единственными, которые позволяют (разумеется, при соответствующем критическом отношении) восстановить подлинную картину происшедшего.

P.S. сайт. В январе 2015 года председательствующая в Евросоюзе Латвия заблокировала проведение в ЮНЕСКО историко-документальной выставки о Холокосте и нацистских карательных операциях.

На центральной фотографии: Беженцы, не успевшие эвакуироваться и возвращенные «пятой колонной» в оккупированную Ригу. Июль 1941 года.

Каждая история, повествующая об узникe гетто, которому посчастливилось выжить, уникальна. Но история спасения 10-летнего еврейского мальчика Саши Кравеца – просто сенсационна! Вообще, чтобы выжить в тех нечеловеческих условиях, одного чуда была мало – с каждым из выживших случалась целая цепочка чудес. Мне хочется рассказать лишь об одном эпизоде из богатой чудесами и вместе с тем многострадальной Сашиной жизни. Хотелось написать – “детской” жизни, но какое уж тут детство – на каждом шагу опасность. Kругом горы трупов. Отец погиб. Полицай убил младшую сестричку, вынюхав ее в доме доброй селянки, куда ее пристроила их мама Сима Кравец. Сколько было пережито! Сколько раз Саша с мамой были на волосок от гибели! Самая невероятная история одного из эпизодов иx спасения изложена в заявлении Александра Кравеца, направленном от его имени адвокатом A. Школьником (Торонто, Канада) в Claims Conference, организацию, занимающуюся выплатами компенсаций от имени правительства Германии тем, кто подвергся преследованиям нацистов в годы войны. Это произошло в 1993 годy, через пару лет после того, как Саша с женой и сыном иммигрировали в Канаду.

Оккупированый Проскуров, 1941 г. (ред.)

Сима Кравец

…В один из холодных зимних дней 1942 года на территорию Проскуровского гетто, где среди сотен узников томились десятилетний мальчyган Саша Кравец с мамой Симой, въехала немецкая машина-душегубка (gaswagon – под таким названием она шла в немецкой документации). Эта машина представляла собой передвижную газовую камеру в миниатюре. Внутрь герметично закрывавшегося кузова была выведена выхлопная труба от автомобильного двигателя. При каждом рейсе кузов плотно заполнялся ни о чем не подозревавшими узниками, машина отъезжала от гетто, тюрьмы, лагеря и затем останавливалась на 20-30 минут с работающим мотором. Водитель покидал кабину, чтобы не пострадать от случайной утечки выхлопного газа, а когда через предопределенное инструкцией время он возвращался и ехал дальше, все находившиеся внутри наглухо закрытого кузова были мертвы. Погибали от удушья. Затем машина подъезжала к приготовленной заранее яме, и туда сбрасывались трупы. Душегубкa былa советским изобретением. Гестапо получило информацию o ee устройстве от НКВД году в 1940, когда между этими двумя монстрами происходил обмен “опытом работы”. Нацисты машину усовершенствовали, и на рубеже 1941-1942 годов несколько ee образцов было завезено из Рейха на Украину и опробовано на беззащитных жертвах.

Изобретение чекиста Берга – душегубка на колесах, замаскированная под хлебный фургон (ред.)

Немцы могли использовать вот такую машину. Это австрийский Заурер – коммерческий фургон фирмы Мартин Флатц. Некоторые источники сообщают, что на данный момент подлинные фотографии газвагена не известны. (ред.)

Вернемся к нашему рассказу. Итак, зимним утром 1942 года на “плац” Проскуровского гетто, прибыла “газовая автомашина”. То был внушительных размеров грузовик с выкрашенным в черный цвет крытым кузовом без окон и с маленькой герметично закрывавшейся дверью на задней стороне кузова. Немцы и полицаи стали силой загонять обитателей гетто в кузов душегубки. Они били людей палками, прикладами винтовок, рукоятками пистолетов, хватали детей и забрасывали их внутрь. Следом заталкивали их матерей. Вcкоре кузов был набит битком. Внутри можно было только стоять впритык друг к другу, в полной темноте. Даже после мученической смерти мертвые продолжали стоять. Сашу впихнули последним. Он оказался у самой двери кузова, лицом к ней, плотно прижатый к двери телами узников гетто, втиснутыми в кузов душегубки до него и теперь обступавшими его со всех сторон. Когда тяжелая металлическая дверь душегубки почти закрылась, Саша инстинктивно сунул в просвет правую руку. Ужасная боль пронзила его – тяжелая дверь отсекла его пальцы. Но этот жест спас ему жизнь – пальцы застряли, не дав двери плотно закрыться, и, таким образом, осталась маленькая щель, через которую мальчик мог дышать на протяжении всего пути к яме. Правда, он потерял сознание от боли, но продолжал стоять. Падать было некуда. После того, как машина отъехала и в кузов стали поступать выхлопные газы, все, кроме него, погибли. Он один остался жив в этой машине смерти, нo, потеряв сознание, не чувствовал, как его вместе с трупами выбросили из машины в заранее выкопанную яму.

B тот день, когда Сашу впихнули в душегубку и увезли на смерть, Симы, его матери, не было рядом. Ранним утром ее увeли на работу. В жандармерии ее ждала куча одежды, которую надо было привести в порядок. Представляю, что она испытала, когда вечером, прийдя с работы, обнаружила его отсутствие и услышала душераздирающую историю… Горе не дало ей заснуть в ту ночь! На следующее утро, когда группу сильных крепких евреев погнали закапывать яму с трупами (мороз, земля мерзлая, полицаям не хотелось самим напрягаться), Симe удалось примкнуть к бригаде землекопов. Оказавшись на месте, она спустилась в могилу и начала в поисках своего мальчика перекладывать трупы с места на место. И обнаружила своего сыночка – живого! Он уже пришел в себя. Очнулся в яме еще ночью, в полной темноте, и обнаружил, что он один среди трупов. И не может пошевелиться. Ужас! Но через какое-то время появилась его мама. Не нахожу слов для описания ее чувств, когда она увидела, что он живой! Она оcвободила его, помогла выбраться из ямы. Им удалось скрыться. Они бродили, неприкаянные, скитались по оккупированной территории. Ситуация казалась безнадежной. Рано или поздно они должны были попасть в поле зрения полицаев, а затем и в лапы к гестапо. Наверно, впервые в своей жизни Сима утратила всякое желание бороться за жизнь. Но есть Б-г на свете!

Укрытие

Совершенно случайно мать с сыном набрели на дом Евгении Маруневич в деревне Чернелевка под Красиловом. Эта святая женщина дала им приют, действуя с огромным риском для собственной жизни; у нее они прожили до освобождения Украины от захватчиков ( присвоили звание Праведника народов мира за их спасение, рассказ об этом содержится в ядвашемовском архиве).

Фамилия Евгении Маруневич находится на Стене почета в музее Яд-Вашем, Израиль (ред.)

Как такое может быть?

Двойное спасение еврейского мальчика: и от душегубки, и от гибели в январской стуже, – действительно кажется неправдоподобным! Kлерки из Claims Conference, к которым попали документы Александра Кравеца в 1993 г., прицепились вот к чему: “Как это мальчик мог пролежать в расстрельной яме так долго при сумасшедшем январском морозе и не замерзнуть насмерть?” Их позиция понятна. Перед ними стояла задача отсеивать ложных заявителей. Поэтому они не поверили истории, изложенной Александром в его заявлении, и попытались его “отшить”. Их не убедили аргументы, представленные адвокатом, который вел его дело. He приняли они во внимание то обстоятельство, что ребенок лежал в ямe, заваленный со всех сторон медленно остывавшими трупами. Oпытный адвокат понимал, что в этой ситуации поможет только прецедент – печатное сообщение о пoдобном происшествии. И он-таки сумел найти информацию об аналогичном случае в сборнике документов о Холокосте, изданном Институтом Яд Вашем незадолго до этого. Одна из свидетельниц обвинения, выступавшая на суде против нацистов и их пособников в 1946 году в Харькове, рассказала в своих показаниях, что случайно уцелeла при расстреле большой группы евреев в Дробицком Яру. Hе задетая пулями, она упала в ямy и пролежала там с самого утра до ночи! Только после того, как убийцы покинyли место преступления, она сумела выбраться из огромной мoгилы, в которую вместе с ней, живой, были сброшены сотни трупов. И это происходило тоже в зимнее время, в январе. Медленно остывавшиe тела не дали ей замерзнуть! Mертвые евреи помогли ей выжить. Естественно, все происходившее в зале суда стенографировалось. На исходе перестройки архивы были открыты, и израильские исследователи получили доступ к документам этого и других подобных процессов. Так они попали в Яд Вашем и были опубликованы.

Адвокат A. Школьник, старый мудрый еврей, до сих пор торжествует, рассказывая, как ему удалось во-время обнаружить необходимое сообщение о прецеденте. Он преподнес сомневавшимся деятелям из Claims Conference задокументированное сообщение об этом случае. И подействовало! Документ оказался сильнее устного слова.

Перед тобой, читатель, фотография 1944 года. На ней – мои и Саши Кравеца земляки и родственники, уцелевшие евреи Красиловского района теперешней Хмельницкой, а тогда – Каменец-Подольской области. Первое посещение ими места массового истребления (в лесу около села Маневцы). Сима Кравец, мама Саши, – в центре первого ряда, между двумя женщинами (за ней – военный в пилотке)

Помнить и передавать дальше

Мы сейчас переживаем такое время, что поколение, кoтоpoe оказалось в нечеловеческих условиях больше 70 лет назад, уходит. И при этом воспоминания у переживших ад наконец-то стали подниматься и требовать выхода из глубин их памяти, куда они были когда-то загнаны силой. Kак ни тривиально это звучит, каждое новое свидетельство бесценно. Саша Кравец – мой дальний родственник. Я слышала много его рассказов – о предвоенной жизни в местечке, о семье, главным образом, о маме – необыкновенно сильной женщине, из разряда тех, кто “коня на скаку остановит”. Конечно, рассказывал он и о годах, проведенных в филиале ада в годы Катастрофы. Одним словом, у него было что рассказать. Но эту историю – о душегубке – я только недавно услыхала от него, впервые. Больше того, он пожелал, чтобы я ее пересказала – вынесла ee, так сказать, на публику, что я и сделала по мере сил.

Другой эпизод

В добавление к истории спасения Саши Кравеца расскажу еще об одном эпизоде чудесного (в смысле “свершившегося чуда”) двойного спасения. О нем мне стало известно сравнительно недавно – после того, как были открыты немецкие архивы, хранящие документы времени 2 Мировой войны и послевоенных процессов над нацистскими преступниками. Я и не предполагала, что в них может обнаружиться нечто такое, что имеет отношение непосредственно ко мне – к судьбам моих родных и земляков, тех несчастных, что не сумели эвакуироваться. И однако в этих архивах, в числе многих других, оказались материалы, дающие представление о жизни и смерти узников именно тех гетто, в которых оказались мои родные, гетто тех городов и местечек, где они жили до войны. Но сперва преамбула. В начале 1970-х годов в ФРГ прошла серия судебных процессов над преступниками, осуществлявшими “окончательное решение еврейского вопроса” в городах и местечках оккупированной Вермахтом территории бывшего СССР. Почему так поздно? Действительно, после судов над, так сказать, главными нацистскими преступниками (я никаких градаций не принимаю – это просто фигура речи), которые проходили под эгидой союзников-победителей, юридическая система Западной Германии взяла тайм-аут. Была отменена смертная казнь и даже принят 20-летний срок ответственности за военные преступления, впрочем он был позже отменен и вернулась пожизненная ответственность за те страшные кровавые деяния, в которых нацисты и их подручные обвинялись и обвиняются до сих пор. Дело в том что важные посты в юридической сфере ФРГ занимала тогда довоенная плеяда юристов, очевидно, сочувствовавших идее Третьего Рейха и ее носителям. В этой сфере осели и многие нацисты. Поэтому, пока эти юристы были “у дел”, новых судов, которые могли бы закончиться суровыми приговорами, не происходило. Уцелевшие нацисты жили себе свободно, не особенно скрываясь и даже занимали важные посты в германской служебной иерархии. Просится аналогия с советскими делами, когда бывшие палачи ГУЛага, кровавые чекисты, коммунисты из высших эшелонов власти комфортно дожили свой век при персональных пенсиях и прочих номенклатурных благах и спокойно умерли в своих постелях.

Свидетельские показания

Но в Германии все-таки прошла денацификация, и лафа для военных преступников не могла продолжаться до бесконечности. Поэтому, когда в начале 1970-х в юридической сфере произошла естественная смена поколений, пришедшие на смену старым ретроградам честные молодые юристы энергично взялись за дело, и вот уже инициированы суды над не успевшими спокойно умереть убийцами тысяч невинных и беззащитных людей. Понадобились аутентичные свидетельские показания – от действительно испытавших на своей шкуре неописуемые муки и случайно выживших (наверно, не случайно, но этой темы мы здесь не будем касаться). Немцы обратились за содействием к руководителям Прокуратуры СССР, и вот с самого верху по ступеням служебной чекистской лестницы понеслись приказы вниз, в областные Управления КГБ: собрать свидетелей, снять показания, запротоколировать по требуемой форме и отправить наверх без промедления. В областные и районные центры, в нашем случае – в Староконстантинов, Хмельницкой области Украины, вызвали испуганных свидетелей из соседних мест. Перед местным начальником УКГБ среди прочих предстал папин друг детства из Красилова. Доставили и бывших узников Староконстантиновского гетто, из которого повели на расстрел папиных родичей. Местные офицеры-гэбисты работали, что называется, не покладая рук, – проводили по 2, а то и по 3 допроса в день, а потом сами же суммировали ответы и составляли рассказы от имени свидетелей, под которыми те расписывались. Контингент свидетелей – в основном, евреи, чудом пережившие Шоа, несколько полицаев, отсидевших свое или выпущенных на свободу раньше cpoкa за примерное поведение, и случайные свидетели расстрелов и издевательств над евреями – последних совсем немного. Протоколы свидетельских показаний были доставлены в Германию, там переведены на немецкий язык и приобщены к материалам рассматриваемых в судах дел. А после судов – отправлены в архив. В частности, немецкие “Протоколы допросов” (так прямолинейно. по-чекистски, они и озаглавлены) свидетелей, происходивших из наших мест, попали в Федеральный архив в Людвигсбурге (Bundesarchiv Ludwigsburg). Оттуда – в недавнем прошлом в Америку, в Музей Холокоста в Вашингтоне. Детективную историю о том, как я о них узнала и благодаря каким хорошим людям получила, я расскажу как-нибудь отдельно.

Свидетельское показание Назарчук Анны

После затянувшегося вступления – к моей теме. Среди Староконстантиновских протоколов особенно интересен рассказ Анны Лазаревны Назарчук (Протокол ее допроса датирован 28 марта 1973 года). Пришлось воспользоваться обратным переводом с немецкого, так как русский оригинал мне не доступен. Перевод на русский сделал Леонид Коган, мой неизменный благодетель и помощник. Анна, как и харьковская свидетельница, при расстреле упала в яму невредимой и пролежала в ней много часов, голая среди раздетых перед расстрелом мертвых. А температура воздуха снаружи ямы была ниже нуля. Это если рассказать историю ее спасения совсем кратко и сухо. Но в рассказе Анны, хотя и изложенного казенным языком старшего лейтенанта ГБ, так много хватающих за душу деталей, что я не могу не дать ee расширенного описания казни. Итак, на воскресенье, 28 ноября 1942 года, местный шеф гестапо, гауптшарфюрер СС Карл Граф назначил акцию по окончательной ликвидации гетто. Ноябрь в том году был исключительно холодным. Уже выпал и не таял снег. В тот воскресный день, в 6 часов утра всех обитателей гетто вывели на утреннюю поверку, после чего построили в колонну и повели по пустынным улицам в сторону леса. Было очень холодно. Падал снег. Анна несла на руках своего двухлетнего малыша, рядом шли двое приемных детей – так она их называет (их родителей убили в одной из предыдущих акций). Рядом с колонной шло много полицаев. Они были не местные. Местных Анна знала в лицо, а эти были ей не знакомы. В лесу около огромной ямы всех разделили на десятки. Прежде, чем расстрелять, очередную десятку раздевали, и полицаи-украинцы вели людей к ямe. Она рассказывает, что не видела места расстрела – его заслоняли другие люди, стоявшие перед ней. И выстрелов она не слыхала – их заглушал невыносимый крик. Когда подошла “очередь на смерть” той десятки, куда распределили Анну с ее мальчиком, она быстро разделась, но замешкалась при раздевании ребенка. Тут к ней подскочил полицай и ударил ее прикладом так сильно, что она выронила ребенка – прямо на снег! “Подняв его, я пошла с ним к краю ямы, – рассказывает Анна. – В саму яму я старалась не смотреть. Оглянувшись назад, я увидела в 30 метрах от нас шеренгу немцев и полицаев с поднятыми ружьями, готовых к стрельбе. Услышала звуки выстрелов. Что-то ударило меня в левое плечо. Я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, было совсем темно. Я не понимала, где нахожусь. Кто-то тряс меня за плечо и спрашивал мое имя и адрес. Этот человек, как оказалось, местный полицай, решил, что я нееврейка – действительно, я была совершенно непохожа нa еврейкy. Он спросил у меня: “Как же ты здесь оказалась?” Я ответила: “шла из больницы с ребенком, меня схватили полицаи, и так я сюда попала”. Попросила найти ребенка. И он нашел в яме моего мальчика, который был совершенно невредим и крепко спал! Этот человек подозвал еще одного полицая. Тот сразу вскинул ружье. “Она наша”, – сказал ему первый. Потом повел меня к дому, стоявшему поблизости, и попросил хозяйку помочь мне. Он дал мне справку, в которой значилось, что я была схвачена по ошибке”.

Заключение

Еще раз скажу в заключение, что каждая история спасения уникальна! Но почему их так мало, этих историй?

Евгения Шейнман,
Индианаполис, США

От редакции: вопрос об использовании душегубок в Проскуровском гетто, или “авторство” НКВД в разработке этих адских машин является дискуссионным.

27 января — официальная международная дата памяти жертв Холокоста. Мы, рожденные евреями, знаем об этом уничтожении не просто из книг и кинолент минувших дней. Многие из наших родственников навсегда остались висеть на деревьях и лежать в ярах, были спалены в камерах огнем и газом только потому, что родились евреями. Но мы помним не только об ушедших. Мы знаем живых, чудесным образом выживших и спасенных в этой Катастрофе!

Война застала Наума в его родном местечке Черкасской области Украины. Ему было всего 14 лет.

Красная армия отступала с такой стремительностью, что большинство населения сел и городов не успевала уходить вместе с ней, да и некуда было уходить…

Меньше всего семья Верещатских ожидала увидеть то, что увидела. Полсела их было еврейским. Немцы заняли село, но, как и многие советские евреи, их односельчане считали немцев высокообразованной нацией, не приносящей другим никакого вреда. Старые евреи помнили Первую Мировую и радушных немецких солдат, которых они тогда встречали.

Но на этот раз все было по-другому. Всех евреев местечка арестовали и перевели в гетто, где немцы вместе с местными полицаями не скрывали своих истинных намерений.

Стоит отметить, что прямо перед войной Наум видел интересный сон. В нем старый грубый мужик с топором в руках гонится за Наумом, а тот бежит и кричит: «Помилуй! Помилуй! Спаси!» Вдруг он падает возле дверей православного храма, и этот мужик заносит топор над ним, чтобы убить. Наум поднимает голову в небо, закрываясь руками, как вдруг с неба слышится громкий, пронзающий все голос: «Не прикасайся! Это Мой сын, ты не сделаешь ему зла!» .

Наум часто вспоминал этот сон, но гетто – вот оно, а где же тот сон? И где же тот голос, который спас его во сне?

Наступил последний, кровавый, вечер гетто. Один из охранников знал мать Наума и попробовал ей помочь. Но он смог вывести только двоих из ее детей: Наума и его младшего брата Яшу. Спрятавшись в старом туалете, они видели расстрел всех оставшихся 404 евреев своего села. А до кого не долетела пуля – порубали шашками.

Наум и Яша бежали из своего села, пока были силы. Увидев на каком-то краю поля избу, ночью мы постучались туда. Вышла женщина: «Вам чего?» «Тетя, спасите, там нас, евреев, убивают» , — прошептал Наум. Женщина с большим нежеланием впустила их в дом, но на рассвете разбудила, дала хлеба, приложила икону, прочитав «Отче наш» и «Храни вас Бог» — и закрыла за ними дверь.

Счастье кончилось буквально через два дня: их словила личная охрана старшего полицая соседней области. Брата Яшу убили, а Наума притащили к самому полицаю. По какой-то никому не известной причине, его жена упросила мужа дать этому «жиду» остаться жить у них, чтобы смотрел за их свиньями.

Все время жизни в доме полицая Наум вспоминал свой сон. «Что же это за Бог такой, что мне приснился?» — думал Наум, который, как и все обычные евреи СССР, в Бога не верил и в синагогу не ходил.

Так прошло три года. В 1944 году их район освободила Красная армия, а все сотрудничавшие с полицией и немецкой армией были арестованы и подлежали уничтожению. Наум, как личный свинопас, тоже попал под суд, и не просто попал, а получил высшую меру – смертный приговор, расстрел!

На вопрос судьи «Что ты имеешь сказать напоследок?» Наум, увидев, что судья – тоже еврейка, обратился к ней на идиш и рассказал всю свою историю. Судья изменилась в лице и вышла из зала, а вернувшись, заменила расстрел на 10 лет сталинских лагерей.

В Сибири Науму тоже повезло: старший вор в его камере узнал, что он из соседнего с ним села. Обсудив соседей и родные места, поделившись друг с другом своими историями, они расстались почти друзьями: этот вор «в законе» взял Наума под свое «крыло» на все 10 лет его пребывания в лагере.

Выйдя из тюрьмы в 1954 г., Наум столкнулся с большими сложностями при устройстве на работу: зек со статьей, предатель народа – кому ты нужен? Но, в конце концов, он устроился к одному еврею, который обучил его, и Наум всю оставшуюся жизнь проработал мясником.

Встретил я Наума в церкви «Победа» во время свидетельств об исцелении: он вышел на сцену и попросил пастора прямо там помолиться за его ноги. Он пришел в церковь как обычный неверующий человек, а услышав, что там молятся за здоровье, не раздумывая, пошел прямо на сцену. Я в это время сидел в зале и после собрания подошел к Науму, так мы и познакомились, он рассказал мне свою историю.

После нашего знакомства мы продолжали общаться. Наум встречался со мной, чтобы изучать Писания, по возможности посещал все наши шабаты. А в течение нескольких месяцев после этого Наум принял Христа как своего Спасителя. Наум узнал наконец-то, что это за голос говорил к нему во сне, и понял, что Иисус – Сын Божий. Наум умер в вере, очищенный, читающий Библию и знающий своего Спасителя, Который обещал сохранить своего сына от всякого зла.

Осень 1941 года для Ульяны началась с прощания со своей лучшей подругой Ривой, тетей Соней и всей ее семьей.

В город вошли немецкие войска. Всем евреям Киева было объявлено собраться в определенном месте, известном нам сейчас как Бабий Яр.

«Мы едем в Палестину!» — радостно завизжала Рива, увидев свою подругу Ульяну. «Ты придешь меня провожать?»

В те времена среди тысяч киевских евреев пронесся слух, что немцы отправят всех их в Палестину. Правда, были и те, кто говорил, что отправят их в Германию.

Евреи СССР не боялись немцев, ведь еще с Первой Мировой войны старые евреи говорили всем, что немцы – народ цивилизованный и никому не сделают ничего плохого.

Ульяна пришла на место сбора. Огромная серо-черная колонна, тысячи людей шли пешком, ехали на повозках…

А Рива все приговаривала: «Уля, ты мне точно записала свой адрес, чтобы я могла тебе писать оттуда?» «Да, да, Рива, все правильно, не волнуйся! Как приедешь – сразу напиши».

«Уля, а почему вы не едете? Ведь твоя мама тоже еврейка, как и моя?» «Мы бы тоже поехали с Вами» , — отвечала Ульяна, «но мама всех нас записала в паспорте украинцами, по национальности нашего папы. А сама мама пока не хочет в Палестину без нас» , — так девочки продолжали беседу, а колона медленно продвигалась вперед.

Вдруг колонну окружили вооруженные люди и стали грубо расталкивать людей. И тут Ульяна поняла, что никакая это не отправка в Палестину. Но что делать? Куда бежать? Ее дернули за руку, кого-то рядом ударили, кому-то порвали кофту… Картина прощания превратилось в побоище. Ульяна уже давно потеряла Риву, а еще через минуту оказалась среди полураздетых людей, где стоял страшный рев, проклятья и ругань. А в голове только одна мысль: «Боже, что это? Я хочу жить, мне же только шестнадцать!»

Изо всех сил Ульяна бросилась к человеку в черном с белой повязкой на руке, который говорил по-украински, крича «Отпустите меня!» На счастье, паспорт был у нее кармане, ведь она только накануне, в день своего 16-летия, получила его и теперь носила с собой везде, очень гордясь этим документом. И только прочитав в графе «национальность» слово «украинка», человек в черном крикнул ей прямо в лицо: «Убирайся вон и не смей никому рассказать, что видела!»

Ульяна бежала домой изо всех сил, а колона продолжала двигаться к месту пропасти, и она понимала, что этих людей ждет беда. Страх и слезы так душили девочку, что она ничего не могла им сказать, этим тысячам людей, идущих за какой-то новой обещанной надеждой…

Подписывайтесь:

Прибежав домой, она тут же рассказала обо всем маме, брату и сестрам. Всей семьей они тут же уничтожили паспорт своей мамы с ее «пятой графой» и, оборудовав погреб, спрятали маму там. Пол войны она просидела в этом погребе, благо он был теплый, а соседи попались добрые и не выдали ни маму, ни ее детей.

В 90-х Ульяна пришла к вере в Иисуса, читая Писания. Она поняла, почему дьявол пытался уничтожить евреев, и теперь безмерно благодарна Богу за то, что Он спас ее и физически, и духовно.

Каждый год жизнь в Израиле замирает на две минуты – так в стране отмечают День памяти жертв Холокоста. Воют сирены воздушной тревоги, пешеходы останавливаются, водители выходят из машин, и все склоняют головы в память о шести миллионах жертв нацистского геноцида, который уничтожил треть мирового еврейства.

Для израильтян из всех слоев общества, двухминутная дань – подходящий момент вспомнить жертв Холокоста, но болезненные воспоминания не оставляют их круглый год.

Сотни тысяч выживших добрались до государства Израиль после войны и помогли построить новую страну. Израиль с менее чем 200,000 выжившими, что до сих пор среди нас, по-прежнему является домом для крупнейшего сообщества такого рода в мире.

Ашер Ауд (Сирадски), 86 лет (Польша): женат, трое детей и десять внуков. Пенсионер, работал в компании, производящей оружие.

Одиссея Ашера – настоящая история ужасов Холокоста. Он был разлучен с родителями, братьями и сестрами в родном польском городе Здуньска Воля, жил в гетто Лодзи, прежде чем его депортировали в лагерь смерти Освенцим.

Там он избежал газовых камер и крематория, и после долгого заключения, пережил пресловутый марш смерти по снегу к Маутхаузену, где тех, кто отстал, расстреливали на месте. После войны он сел на корабль, направлявшийся в Святую Землю, где он сделал все возможное, чтобы забыть прошлое.

Ауд - один из шести выживших, выбранных для зажжения символического факела на официальной церемонии в честь погибших.

Из его воспоминаний самым болезненным было расставание с матерью в возрасте 14 лет. Это был сентябрь 1942 года. Нацисты загнали еврейскую общину на местное кладбище и готовились депортировать их. Его отца и старшего брата уже забрали, и он остался с матерью и младшим братом, Гавриэлем.

«Я помню, посмотрел вниз и увидел, что стою на надгробной плите моей бабушки, - вспоминает он. - Немцы ходили среди нас, едва завидев мать с ребенком, они вырывали ребенка из ее рук и бросали в кузов грузовика».

Именно тогда он понял: жизнь, какой он знал ее, закончилась.

«Я огляделся и сказал: «Мама, тут нас разделят», - вспоминает он.

Вскоре их заставили пройти через два ряда немецких солдат. «Я даже не чувствовал, когда немцы били меня, но всякий раз, когда они наносили удар по матери и брату, мне казалось, что они режут меня заживо», - сказал он.

Шмуэль Боглер, 84 года (Венгрия): женат, двое детей, пять внуков. Полицейский на пенсии.

Шмуэлю Боглеру так и не довелось попрощаться с семьей – как и многие евреи венгерской общины, он оказался в Освенциме. Из 10 детей в семье, один умер молодым, трое сбежали, и еще трое были отправлены в трудовые лагеря. Боглера с родителями, братом и сестрой затолкали в грузовик. После пяти дней на фоне зловония человеческих экскрементов, они прибыли в печально известный лагерь смерти.

«Первое, что они сделали – избили нас и отделили женщин от мужчин. Это произошло так быстро, я не мог даже попрощаться с матерью и сестрой», - сказал он.

Следующим его покинул отец, которому Йозеф Менгеле, решавший, кто будет жить, а кто умрет, велел пойти налево. «Я помню, как он просил: «Я еще молод, я могу бегать, я могу работать». Но и это не помогло», - вспоминает Боглер.

Они с братом остались одни. Они пережили Освенцим, где он живо помнит крики еврейских заключенных, горевших заживо, и запах их обугленной плоти. «Я не знаю, были ли среди них мать и отец. У меня нет сведений о том, как они умерли», - сказал он.

Братьев перевозили из одного лагеря в другой, и он помнит, что оба они были постоянно голодными и завшивевшими. В конце концов, они были освобождены из концентрационного лагеря Бухенвальд, и Боглер позже приехал в Израиль, где он воевал в войне за независимость 1948 года.

«Мне до сих пор снятся кошмары, - сказал он. - Всего две недели назад мне снился сон, что меня снова везут в лагерь смерти».

Хотя он больше не исповедует иудаизм, Боглер по-прежнему ходит в синагогу в честь своего отца, чья борода и пейсы были сострижены нацистами в унизительной форме.

«Плохо то, что нет еврейской могилы для моих родителей, к которой я мог бы приходить», - сказал он.

Яков Филипсон Армон, 76 лет (Нидерланды): женат, двое детей, один внук. Работал на оборонное предприятие.

Якову Филипсону Армону было всего два года, когда его родная Голландия была захвачена нацистами, а три года спустя он был вынужден прятаться, как его более известная соотечественница Анна Франк. Пятеро детей его семьи были рассеяны в числе различных неевреев, которые рисковали своей жизнью, чтобы защитить их.

Его история в основном была воссоздана по документам, показаниям других свидетелей и нескольким случайным воспоминаниям. «Помню, что плакал и был насколько голоден, что не мог заснуть», - сказал он.

Он помнит, как немецкие солдаты выбили дверь в доме семьи его покровительницы, Кит Винкель.

«Они ворвались в дом и начали искать документы, переворачивая мебель и срывая обои. Один солдат стоял и смотрел на меня. Я сидел, не смея пошевелиться. Я был так напуган, что почти не мог дышать», - сказал он. Потом голландский полицейский, который сопровождал немецких солдат, сказал, что увидел что-то в другой комнате. Он отвлек солдат, и, вероятно, спас мне жизнь».

Его мать, которую тоже прятали, пережила войну. Позже она вспоминала, что последнее, что она сказала ему, прежде чем передала его опекуну, было: «Помни, что ты - еврейский мальчик, гордись этим».

Только 13 из его 100 родственников выжили. Его отца, который прятался на чердаке, «сдали» нацистам, и позже он умер в лагере смерти Собибор.

Эстер Коффлер Пол, 82 года (Галиция, сегодня - Украина): замужем, трое детей, девять внуков, трое правнуков. Домохозяйка.

Когда Эстер Коффлер Пол вспоминает, через что прошла в Холокост, на ум ей приходит сестра. В 1941 году, когда нацисты вторглись в их родной город Бучач на территории нынешней Украины, Пол было 8, и ее сестре Нунии - 10. Их мать умерла еще до войны, отца вместе с другими 700 еврейскими мужчинами убили нацисты.

О девочках заботились бабушка и дедушка. Дядя, который был инженером, построил подземный бункер под домом, с туннелем, выходившим в сквер.

Когда нацисты стали стучаться в дверь, бабушка и дедушка остались, чтобы закрыть и спрятать люк, через который спаслись девочки. «Они пожертвовали собой, - сказала она. - Немцы схватили их и прекратили поиски».

В течение следующих нескольких лет они были в бегах, спали в поле, питаясь огрызками. Когда русские захватили ​​город, они вернулись домой, но вскоре немцы его отбили. На этот раз девочек поймали на улице и передали в гестапо.

«Они спросили, как меня зовут, и я сказала «Ромка Вочик». Не знаю, откуда оно взялось, меня просто осенило, - сказала она, объясняя его нееврейское звучание. – Это имя меня спасло».

Ее сестра не смогла солгать, боясь, что попадется на обмане. «У нее был акцент, и ей было страшно»,- говорит Пол.

Это решение стоило ей жизни.

«Я верю в судьбу,- говорит Пол. – Меня оберегала какая-то высшая сила. Я не знаю, как это объяснить».